Спасибо! Я нами тоже горжусь и пью за наше здоровье не чокаясь
Ах, как прекрасна жизнь за городом!
Нет, я, как человек, чье детство прошло практически в лесу, потому что смекалистая мать выгуливала не в меру бешеное чадо в парке много часов, всегда к природе тянулась. Пройтись по лесочку, вдохнуть свежий еловый аромат, сорвать цветочек,
встретить диких кабанов,
навернутся в муравейник,
упасть в болото – это все в крови...
Так что обитание на конюшне дается почти с радостью, да и вообще человек ко всему привыкает, а у меня там даже холодильник есть с едой. Но вот одно напрягает.
Сука ветер.
Я не знаю, что за аномальная зона у нас в поле, но ветер там регулярно. Причем… Как бы это объяснить. Такой, весьма уверенный в себе и своих способностях сшибать с ног все живое и заставлять грустить даже жирных лошадок. Их, кстати, не сшибает, потому что они сами себе якорь, но зато шевелит волосенки на понурых зверушках, они сбиваются в кучку и правдоподобно изображают группу сироток. Обиженных жизнью и злой теткой, выгнавшей их гулять с утра пораньше. Маня из-за перманентно грязного интерфейса еще и на бомжа похожа. Так что ходит по леваде кучка сироток под предводительством сраного бомжа. И ветер, ветер, вздыбливает гривки, заставляет поджимать хвостики, сглатывать слезки. Вы там расплакались уже? Я каждый раз смотрю на эту любительскую труппу театра для умственно отсталых и зловеще хохочу. Потому что нет во мне ничего человеческого, только коварство и злоба, а еще твердая уверенность в потребности каждой нормальной лошади в выгуле. Кони, конечно, хотят исключительно стоять на конюшне и жрать, но с тем же успехом стоят и жрут в леваде. С перерывами, в которых и разыгрывается представление, целью которого является пробудить у меня совесть и желание приголубить всех коллективно и дать что-нибудь вкусненькое.
А ветер, сука, меж тем действительно жутко раздражает. Я иногда чувствую себя великим полярником, покорителем севера. Когда выходишь из домика, замотавшись шарфом по самые брови, а тебе в морду дружелюбно летит шквал ветра, и не улетаешь ты только благодаря толстой заднице и тому, что ночами жрешь булки. Где-то здесь мне немного стыдно, да. За булки. Но это нюансы, мы сейчас про погоду разговариваем.
Работать коней очень грустно. Животные крайне недовольны окружающей средой, перманентно страдают и стараются вытоптать вольты такой формы, чтобы они сложились в слово «СОС», которое увидит Гринпис со спутника (я уверена, такой есть) и приедет спасать бедных зверушек от жестокого обращения на машине с мигалкой.
Пока славные зоозащитники пытаются расшифровать странные письмена на нашем плацу, я старательно запихиваю себя на лошадок и мы, дружно поджав булки (ветер, сука, задувает) изображаем работу.
Арзамас, кстати, выпендривается меньше всех. Это выше его достоинства. Из феерически кривоногого и страшного рысака, один взгляд на которого вызывал мысль «куда смотрели глаза зоотехника?» (впервые озвучена нашим ветеринаром, Наташкой, когда на нее из денника вышло вот это, споткнувшись три раза), Рома вдруг превратился в шикарную лошадь. Работа творит страшное - конь накачал себе попу, спину и плечи, разжился огромной шеей и очаровательными щеками. И очень классной плюшевой шерстью. Он со стороны похож на огромного медвежонка. Каждый раз, глядя на эту мощную и высоченную зверюгу, я думаю «какое счастье, что он добрый». Более кроткого и ручного создания, чем Рома, придумать сложно.
Кстати, любит он исключительно теток. Мужиков на дух не переносит. Все потому что тетки с ним сюсюкаются и растекаются слюнями восторга, особенно вот когда эта хрень, закрывающая собой горизонт, подходит и с тяжким вздохом пихает голову на пожалеть и погладить. Тетки Рому любят, рассказывают ему о том, какой он восхитительный и красивый, а конь разве что не урчит от счастья. Мужики же от таких нежностей далеки, поэтому Арзамас на них смотрит косо и на контакт не идет. Воспитали, блин, дамского угодника и сына бабского полка.
Сейчас мы с ним активно работаем над подъемами в галоп. Первый этап, в ходе которого мы должны были выяснить, что галоп - это нормально, и бегать им обязана каждая лошадь, да-да, даже рысак, - мы прошли. Теперь началось самое интересное. Огранка алмаза. Научиться галопу фигня, а вот сделать «шобы было красиво» требует отличной нервной системы, стальных ляжек и безграничного терпения. Я закалена воспитанием Мани, поэтому работаю спокойно и даже с удовольствием. Рома так старается, задыхаясь от кучи мыслей в голове, что сердце радуется. Еду на нем и аж слышу, как извилины у него морским узлом закручиваются.
Сегодня, после недели адской борьбы за повороты на галопе и потрясающего открытия «солнышко, у лошадок есть левая ножка и правая ножка, смирись», Рома максимально сконцентрировался, я сделала лицо японского самурая перед битвой (шучу, это просто ветер, сука, в рожу дул), и мы вместе сделали это. Перемену через середину на галопе с менкой через шаг. Это…Ммм…Для Арзамаса сделать такое – как для второклассника вдруг сдать экзамен по матану на пятерку. Что-то феерическое. Да, мы чуть не упали несколько раз, потому что ног много, они все куда-то бегут, а конь один и не в состоянии за ними всеми следить. Но я уже умею хватать лошадь бедрами, заставив повиснуть в воздухе и быстро собраться в кучу. Так что криво и косо, но мы сделали это. С грохотом, топотом, выпучив глаза – но сделали. Единственными зрителями этого невероятного события были куры, которые ничего не поняли, конечно, но смотрели с интересом. А я так конем гордилась, что чуть не слезла и на руках его не понесла, нежно обняв и прижав волосатую голову к своей могучей груди. Может же, когда хочет.
Маня, старая женщина, неделю трепала мне нервы истериками. У нее на горизонте маячит охота, гормоны старательно подталкивают и так нетвердую крышу по направлению вниз, а я рыдаю в голос. Мне кошмары ночами сняться. В этих кошмарах я стою перед Маней на коленях, шумно всхлипывая, и кричу: «я покупала тебя, чтобы люби-и-ить, и только!!!», на что Маня, посмотрев очень высокомерно, добавляет зловещим шепотом: «и бегать…ты покупала меня, чтобы я могла бегать, смирись, женщина, и иди же меня работать!». Где-то на этом этапе я падаю замертво ей под ноги. Лошадь же аккуратно берет меня зубами за пятку и волочет в сторону амуничника – седлаться.
Я не знаю, как ее отработать. Она скачет по сугробам как юная лань, ввалившись в пелям и отказываясь тормозиться. Она носится рысью, задрав голову, пуская слюни по ветру. Она пытается шагать пассажем. Она смотрит на меня как на говно, когда я через час пытаюсь ее отшагать и отвести домой. Она кричит мне «соберись, тряпка, я еще не набегалась!» на двадцатой минуте галопа. И хоть бы кашлянула, зараза, хоть бы перднула!
Вчера я вспомнила о методе, помогающем немного успокоить Маню. Метод проверен годами, я к нему прибегаю уже в конце, когда традиционные способы не помогают.
Мы играем в ипподром. Маня на нем никогда не была, скорее всего, но ночами он ей снится. Судя по тому, что она демонстрирует.
В общем, сажусь я удобнее, тихо вздыхаю, распускаю поводья и грустно говорю куда-то вниз «можно». Маня вздрагивает, глаза стекленеют, ноздри шумно выдыхают…И мы бежим. Широченной такой рысью, четким тактом, раз-два, раз-два. На максимальной скорости. Хотя, надо отдать ей должное, в поворотах сама сокращается и сгибается. Но это потому что упасть не хочет. А по длинным стенками летит так, что аж земли не касается. Я трясусь сверху и вспоминаю, что некстати скушала на завтрак и обед. В ушах свистит, сука, ветер.
Минут десять бегает в одну сторону. Потому минут десять в другую. После этого лошадь вдруг отпускает. В глазах у Мани появляется сознание, она потихонечку начинает адекватно и расслаблено реагировать на средства управления и не пытается подняться в галоп на каждое мое телодвижение.
Зато какая она потом удовлетворенная. Идет, успокоившись и набегавшись, на конюшне в деннике стоит как мышка, не видно ее и не слышно.
Только вот у меня теперь на левой ноге здоровенная гематома, потому что за седло со всей дури хваталась.
Надеюсь, ей хватило, и в ближайшее время мы все-таки сможем сделать спокойный галоп, ибо я тут решила научить ее нормальным менкам в воздухе, а на карьере их делать почему-то не получается. Другой скоростью она в последнее время бегать отказывается.
Старая и больная лошадь, три тьфу на нее.