Казалось, что я приеду в Иерусалим, и что-то непременно произойдёт: то ли чувство возникнет непередаваемое, то ли восприятие как-то изменится, то ли ещё что-нибудь. В общем, почему-то предвкушалось чудо. Чуда, конечно, не случилось, но ощущения от общения с городом остались необычные. С другими городами как: вышел из поезда (самолёта, автобуса), и вы с городом начинаете присматриваться друг к другу. В этот момент можно понравиться городу, и тогда он станет лучшим проводником по своим улочкам. Если угораздит с городом разругаться — всякое бывает, настроение ли у одного из вас плохое было, самочувствие ли плохое — тогда и проезжающая машина окатит водой из лужи, тётенька-кондуктор нахамит, билетик не сработает. А тут я вышла из автобуса, и ни-че-го. Совсем. Казалось, что город живёт в другом ритме, и суетливых людей, заглядывающих к нему на полдня, заметить не успевает. Только перед отъездом, пока я разглядывала рынок и пешеходные улочки, какое-то ответное внимание начало чувствоваться. А когда в другой день, проезжая мимо, останавливались минут на десять, то уже было чувство состоявшегося знакомства.
Количество туристов, конечно, в Иерусалиме поражает. Или даже сокрушает. Признаюсь, я обегала старый город, не сильно приближаясь к тем местам, которые нужно посетить. У Стены Плача плясали и пели. На Масличной горе суетились вереницы автобусов. Тем интереснее было переходить из квартала в квартал, бегать по крышам и стараться не заблудиться. Я заглянула во все кварталы: мусульманский, христианский, еврейский квартал, армянский. Самый тихий — еврейский. А самым аккуратным мне показался армянский. Христианский — строгий, со зданиями, исполненными чувством собственной важности, а арабский — шумный, рыночный, суетливый.
Я заглянула в Церковь Всех Наций или Базилику агонии — католическую францисканскую церковь, сооруженную в 1924 г. по проекту итальянского архитектора Антонио Барлуцци. Перед алтарём Церкви Всех Наций находится камень на котором, по преданию, Иисус Христос совершил последнюю молитву в ночь своего ареста перед тем, как «испить чашу страданий». В ней царит полумрак, что придаёт особую выразительность витражам (в форме креста). Интересно, что и в ней, и в Стелла Марис фотографировать получается без внутреннего сопротивления. Когда же я посетила Гробницу Богородицы, сделала снимки не исходя из обычного фотографического восприятия действительности, а только из желания поделиться частичкой потрясающей трепетной атмосферы, царящей в пещере. Уют, почему-то ощущение дома, радостное спокойствие... Кажется, в мой словарный запас не входят те слова, которые позволили бы описать, что я почувствовала.
В сумерках меня занесло на какие-то пешеходные улочки с магазинами, уже за пределами Старого города, если я правильно понимаю. И на рынок. После оставалось лишь поймать такси и вернуться в Хайфу. Стемнело.
